Все правые руки - Юрий Витальевич Яньшин

этого. Ничего не поделаешь. Но часики тикают в нашу пользу, и вот увидите, наш ответ будет сокрушительным для всех недругов. Над этим ответом работаете вы, но и мы тоже не ждем у моря погоды.

– Кстати, Дмитрий Аркадьевич, – повернулся всем корпусом в своем кресле Афанасьев к Барышеву, – вы успели вывести из под удара своего резидента в Генштабе ВСУ?

– Оперативной информацией на данный момент я пока не располагаю, – честно признался, глава СВР, – но уверен, что необходимая информация до него дошла, и он уже предпринял все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы избежать наихудшего сценария.

– Да уж, – поежился Председатель КГБ (прежнее название «конторе глубокого бурения» вернули на пятничном заседании Высшего Совета), – если он вовремя не смажет оттуда пятки, то ему не поздоровится. На нем, мои коллеги, постараются отыграться по полной программе за все свои прошлые и настоящие неудачи.

Желая как-то смягчить нервозность, а заодно и уйти от «пыточной» темы, Юрьев поинтересовался у Тучкова:

– Вот, Николай Палыч, вам вернули долгожданное прежнее наименование, а когда мы увидим возврат памятник основателю вашей конторы?

– Вообще-то основателем нашей конторы, как вы выразились, был думный дьяк Данила Леонтьевич Полянский, а ему памятник так никто и не удосужился поставить, – вздохнул он, потупив хитрые глазки.

– Ой, я вас умоляю, – усмехнулся Юрьев, – вы прекрасно понимаете, о ком идет речь.

– Понимаю, – кивнул Тучков, – но мы тут посоветовались и решили с этим делом не торопиться. Для начала его окончательной реабилитации надо провести грамотную пропагандистскую работу. А какая, по-вашему, пропаганда находит наибольший отклик в умах, а главное в сердцах простого обывателя?

– Ну, не знаю, – беспомощно развел руками премьер, он же Министр обороны.

– Наглядная! – вмешался в диалог Сергей Иванович.

– Вот, именно! – живо согласился с ним жандарм. – А что может быть наглядней, чем… кино?!

– Кино?! – в один голос переспросили все сидящие рядом.

– Да-да! Нужно снять о нем кино. Не сериал, от которого быстро устают, но и не короткометражку, о которой вскоре все забудут. Нужен хороший полнометражный фильм, с ярким и исторически правдивым сценарием, с привлечением звезд отечественного кино. Эх, жаль, что умер Михаил Казаков, он как никто умел передать натуру того в кого перевоплощался. Причем, акцент киноповествования должен быть сделан не на его роли в становлении ВЧК, а его послевоенной гражданской деятельности, о том, как он боролся с беспризорностью, как восстанавливал из руин промышленность и транспорт. И еще было бы неплохо затронуть его личную семейную трагедию. В общем, фильм должен быть смотрибельным, а главное – душещипательным.

– Ого, Николай Палыч! – вскинул удивительно брови Борис Иванович. – Да, вы, как я посмотрю, у нас тонкий психолог. Я, пожалуй, потрясу Госкино на предмет финансирования съемки этого фильма. Готовьте сценарий.

– Я уже отдал распоряжение объявить конкурс на сценарий, – зарозовел лицом Тучков. – И попутно разрешил потенциальным сценаристам пользоваться закрытыми архивами КГБ, касающимися данной тематики.

Этот разговор «ни о чем» мог бы продолжаться и дальше, если бы его не прервал резкий и довольно неприятный звук входящего звонка одного из телефонов, стоящих чуть в стороне от основного пульта управления. Звук доносился из аппарата небесно голубого цвета, а это означало, что звонили из МИДа. Михайлов, маячивший где-то сзади, вместе с Коржиком, тут же коршуном кинулся к аппарату. И после первых слов, сказанных в трубку, поднес его Афанасьеву, слегка подрагивающими руками. На проводе (хотя телефон был беспроводной) была Хазарова.

– Слушаю вас, Мария Владимировна, – пророкотал он в трубку.

Громкость была хорошая, поэтому никому не пришлось напрягаться, чтобы вслушаться в детали телефонной беседы.

– К сожалению, Валерий Васильевич, мне нечем вас и на сей раз порадовать. Только что закончилось экстренное заседание Совбеза. Как и предполагалось, закончилось оно ничем. Подавляющим большинством голосов, предложенная нами резолюция по осуждению Украины, была отклонена. Об этом сообщил мне заместитель руководителя нашей делегации – Полянский. Единственной неожиданностью стало не то, что резолюция была провалена, а то, каким количеством голосов это было сделано. Нас поддержал только Китай. Даже Вьетнам проголосовал против нас. Вот этого я никак не ожидала от вьетнамских коллег.

– Я давно уже слышу грязную возню на вьетнамской кухне. Еще со времен установления в Ханое памятника сенатору Маккейну. Что ж, возьмем и это на заметку, а при случае напомним узкоглазым и хитропопым товариСчам о пагубности двурушнической политики. Ладно. Когда планируете выступить с официальным заявлением?

– Через пять минут спущусь в пресс-холл.

– Хорошо, Мария Владимировна, мы послушаем вас в прямом эфире. И не забудьте в официальном заявлении особо отметить массовую гибель российских граждан. У вас еще что-нибудь есть для нас?

– Да, вот еще одна небольшая деталь, характеризующая накал страстей в Совбезе. Сразу после завершения заседания Совбеза представитель Украины набросился с кулаками на нашего руководителя делегации. Эта безобразная сцена была во всех подробностях запечатлена многочисленными телекамерами ведущих мировых СМИ, освещающих работу ООН и ее подразделений.

– И что? – нахмурился и без того пасмурный Афанасьев.

– Видимо господин Кислица не знал или не учел того факта, что Василий Алексеевич, в прошлом, имел звание «кандидата в мастера спорта» по боксу.

– О-о-о! Это уже интересно. Вечер перестает быть томным. А вы говорите, что вам нечем нас обрадовать. И каков итог дружеского матча?

– С нашей стороны – оторванный воротник. С их – сломанный нос и вывихнутая челюсть, – слегка улыбнулась «наша-Маша».

– Ого! Есть еще порох в пороховнице, значит?!

– Да. Украинская делегация уже готовит протест на якобы совершенное нападение и причинение вреда здоровью и репутации своего посла. Но зато хоть на некоторое время Кислица заткнется.

– Мы, в таком случае, тоже приготовим. Подготовьте ходатайство о награждении Василия Алексеевича орденом «За заслуги перед Отечеством» IVстепени.

– Спасибо, Валерий Васильевич, от лица МИДа и от меня лично. Очень сожалею, что меня не было там. Разрешите вопрос? – резко оборвала она тему.

– Да. Слушаю вас.

– Я, конечно, понимаю, что все это была лишь подготовка к основному акту спектакля, который начнется в самое ближайшее время, но прошу вас, скажите, вы можете дать гарантию на успех наших ответных действий?

– Что вам сказать, Мария Владимировна? Гарантию дает только страховой полис «Аскомед», а мы простые вояки. Но уверяю вас, мы сделаем все, что в наших силах.

– Поймите меня правильно, Валерий Васильевич, у нас там, в Киеве остались сотрудники дипмиссии. Восемнадцать человек. Я, конечно, послала им шифротелеграмму о запрете покидать территорию представительства, но сами понимаете, что в случае чего, толпа не остановится ни перед чем. Поэтому я очень беспокоюсь за их судьбу.

– Я понимаю вашу озабоченность Мария Владимировна, и очень ценю это качество, которого так не доставало вашему предшественнику. И еще раз заверяю, что в случае крайней необходимости, мы готовы пойти на столь же крайние меры для их спасения, – заверил ее Афанасьев.

– Еще раз спасибо. И за искренность тоже. Тогда я пойду выполнять свою часть работы.

– Удачи вам, Машенька. И мужества, – по-отечески напутствовал он «стальную леди» новой русской дипломатии.

Закончив говорить, Афанасьев бережно, будто это была неразорвавшаяся граната с вынутой чекой, передал трубку Михайлову. Затем, откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза. Казалось, что он медитирует перед принятием судьбоносного решения, поэтому никто из присутствующих не посмел украсть у него эти последние мгновения перед прыжком через пропасть. Все понимали – ему нужно собраться. На балконе повисла липкая и от того более неприятная тишина. Там, внизу, словно почуяв наступление момента принятия окончательного решения, тоже притихли, хоть и не слышали этого последнего разговора. В немом ожидании прошла минута, потом другая. Соратники тревожно всматривались в черты своего лидера, а он погруженный в свой внутренний мир, о котором они не имели даже малейшего представления, словно спал, настолько спокойны и благообразны были его черты лица в этот момент. Все были убеждены, что он собирается с силами, чтобы ухнуть с головой в море грозной неизвестности. На самом же деле ничего такого